Борис Грядущий: Уголь – фундамент благополучия Украины

Украина отпраздновала День шахтера. Еще совсем недавно это был едва ли не самый главный праздник для жителей Донбасса.

За каждую тонну угля в ту пору буквально сражались как под землей, поднимая его на-гора, так и на поверхности, потому что это ценное сырье с нетерпением ждали химики, энергетики, коксохимики, оно было основой экономического процветания. Более 200 млн. тонн в год удавалось добывать «черного золота», а Золотые Звезды Героев труда украшали праздничные одежды сотен горняков. Ныне же украинский углепром уже совсем не тот. Более 100 шахт закрыто, а горняцкие поселки постепенно пустеют, превращаясь в места, мало пригодные для проживания. Селидово, Снежное, Горняк, Украинск рискуют превратиться в города-призраки, лишившись градообразующих угольных предприятий.

Министр угольной промышленности озвучивает фантазии относительно того, что неплохо было бы через 2-3 года поднять добычу до 100 млн. тонн, однако в минувшем году на-гора подняли лишь 77,5 млн. тонн, увеличив добычу по сравнению с 2007 годом на 3%, а в нынешнем году умудрились сократить угольный поток на 13%, сообщает Донецкий коммуникационный ресурс. По прогнозам специалистов, шахты, находящиеся в государственной собственности, смогут добыть в этом году не более 43 млн. тонн. Чтобы несколько приукрасить действительность, в Министерстве угольной промышленности придумали оригинальный ход – поставили шахтам заниженные плановые показатели. И в результате получилось, что план по добыче коксующегося угля перевыполнен на 20,5%, а энергетического тоже отправлено потребителям намного больше. При этом задолженность по заработной плате, согласно статистическим данным, выросла с начала этого года в 2,2 раза.

Что же происходит. Об этом корреспондент «ДК» беседует с человеком, отдавшим угольной промышленности всю сознательную жизнь, - директором Донецкого угольного института, некогда блиставшего своими открытиями на весь мир, доктором технических наук, профессором, лауреатом Государственной премии, заслуженным шахтером Украины Борисом Грядущим.

- Борис Абрамович, почему, на ваш взгляд, угольная промышленность из стабильно лидирующей превратилась в одну из самых отсталых отраслей? Неужели шахтеры разучились работать?

- Дело не в том, что разучились, хотя кадровые проблемы становятся все острее. В сегодняшних бедах угольной отрасли шахтеры виноваты меньше всего. Можно смело говорить о том, что за последнее время Украина стала едва ли ни единственной страной, которая теряет свои позиции, некогда завоеванные долгими годами упорного труда. И как результат, угольная продукция оказалась невостребованной. В прежние годы 40% электроэнергии, в частности в нашем регионе, генерировалось за счет сжигания угля в топках тепловых электростанций. Сегодня эта генерация снизилась более чем наполовину.

- Чем это можно объяснить?

- Только тем, что энергетики не желают вдаваться, видимо, в финансовые расчеты. Если у них дебит с кредитом не сходится, они начинают инициировать поднятие тарифов на электроэнергию, и нам с вами, в конце концов, приходится расплачиваться за все дорожающий импортный газ. Использование угля в большем объеме, чем нынче, обошлось бы намного дешевле. Мы бы не только газ экономили, но и цену на электроэнергию могли бы снизить. Однако этого не происходит, и энергетический уголь оказывается невостребованным, лежит на складах.

- Но ведь падение объемов добычи происходит и с коксующимся углем, который никакими другими компонентами не заменишь?

- В этом случае злую шутку сыграл фактор, связанный с отсутствием четко сформулированной экономической политики государства. Коксующийся уголь тесно увязан в цепочке «уголь – кокс - металл», и как только позиции металлургов на мировых рынках пошатнулись, тут же все смежные отрасли, и, прежде всего угольная, начали испытывать трудности с реализацией. А причиной такого положения стала неразвитость внутреннего украинского рынка.

- Давайте попытаемся представить себе, что в каком-то обозримом будущем экономика страны переболеет, промышленность начнет работать более активно, а уголь опять окажется востребованным. Сможет ли тогда украинский углепром обеспечить возросшие потребности в важном стратегическом сырье?

- На этот вопрос нельзя ответить однозначно. Если говорить о технических возможностях, то у нас разработаны такие машины и механизмы, которые позволяют увеличивать объем добычи по сравнению с прежними годами в полтора или даже более раза. Но беда в том, что мы здорово отстаем в капитальном строительстве, в продвижении очистной линии забоя. И может так статься, что в нужный момент у нас не окажется достаточного количества нарезанных и оснащенных по последнему слову техники лав. Эта проблема, кстати, уже сейчас сказывается на работе шахт, и в дальнейшем при таком подходе к делу она будет только обостряться.

- А для того чтобы обеспечить продвижение очистной линии забоя в необходимых объемах, нужны немалые денежные средства?

- Совершенно верно. Мы присутствовали на презентации проекта Евросоюза по поддержке угольного сектора. Наши польские коллеги говорили, в сущности, правильные вещи, но для нас неприемлемые. Они исходят из того, что на поддержку угольной промышленности в той же Польше государством выделяется до 10 млрд. евро. Еще большую государственную поддержку оказывают в Германии. Для нас же это заоблачные цифры. Многие годы украинская угольная промышленность вообще была отлучена от государственной казны, потом поддержка в определенной степени оказывалась, и отрасль несколько ожила, но в этом году финансирование снова уменьшилось в связи с общим экономическим кризисом.

- Сегодня легко и удобно все просчеты сваливать на кризис, однако только ли он виноват в том, что угольная отрасль недополучает средств на свое развитие?

- Вы очень верно заметили, что не только кризис во всем виноват. Существуют и вполне конкретные ошибки. Связано это с принятием закона Украины «О повышении престижности шахтерского труда». Все мы долго работали над этим законодательным актом, и очень правильно сделали депутаты Верховной Рады, что приняли его. Надо поднимать престижность шахтерского труда. Необходимо повышать заработную плату и пенсии, улучшать условия труда и уходить от того позорного состояния, когда добыча каждого миллиона тонн угля обходится в две и более человеческие жизни. При этом в США, например, этот показатель не превышает 0,03, да и в России он в два раза ниже. Но на все мероприятия по улучшению условий и безопасности труда необходимо предусматривать расходы отдельной строкой бюджета. А у нас пошли по очень простому и пагубному пути, решив сразу же продемонстрировать, как чутко государство заботится о горняках: передали на перерасчет пенсий деньги, предусматриваемые на капитальное строительство и развитие угольных предприятий. Это же совершенно разные вещи! Пенсии горнякам повышать надо, но только не за счет фонда развития. Ведь и без того в нынешнем году, по сравнению с предыдущим, денег на техническое перевооружение дали на 10% меньше, так их еще и забрали на другие цели. И это притом, что 70% подземного оборудования давно выработало свой ресурс, а на некоторых шахтах износ машин и механизмов вообще достиг уже критической точки.

- Борис Абрамович, поляки предложили свои методы расчета эффективности угольных предприятий, насколько они приемлемы в наших условиях?

- Я бы не стал говорить о том, что их расчеты не верны, просто они не учитывают украинской специфики. Если придерживаться, например, польской методологии, то как тогда следует поступить с шахтами Центрального Донбасса? Получается, что они не имеют права на существование, но тогда что делать с городами, которые образовались вокруг этих некогда мощных предприятий, и как решать социальные проблемы? Нельзя же разрушить одним махом все, что так трудно создавалось. В процессе реструктуризации угольной промышленности мы уже закрыли более 100 шахт, и кто от этого выиграл? У нас появилась только дополнительная головная боль, связанная с разрушением инфраструктуры шахтерских городов и поселков, с их подтоплениями, с решением множества экологических проблем. Кстати, США и Китай не подписали Киотский протокол, но денег на решение экологических проблем они тратят намного больше, чем какие-либо другие страны в мире, не говоря уже об Украине.

- Выходит, далеко не все шахты, входящие в программу реструктуризации, надо было закрывать?

- Разумеется, многие могли бы еще работать, имея до 90 млн. тонн запасов угля. Намного выгоднее было бы, как говорится, дать угольному предприятию вторую жизнь. Вложив определенные средства, технически переоборудовать, открыть новые пласты, нарезать и оснастись лавы.

- Мы опять говорим о финансовых вливаниях, а между тем возникло устойчивое представление о том, что угольная промышленность превратилась в черную дыру, в которую улетают безвозвратно бюджетные деньги. Вы тоже считаете, что шахтеры проедают деньги, ничего не давая взамен?

- Я так не думаю. Черной дыры, как о ней говорят, не существует, однако ошибки в расходовании государственных средств есть серьезные. Чтобы избежать их, необходимо разработать ранжированный ряд расходов, начиная от первоочередных, выделять деньги конкретно под определенные программы и увязывать этот процесс со спецификой региона, города или поселка. Необходимо исходить из потребности конкретного угольного предприятия. Не надо ничего нового, сверхъестественного придумывать. Существует один критерий: количество затрачиваемых денег на добычу одной тонны угля. Из этого показателя и необходимо исходить при определении уровня поддержки угледобывающего предприятия. В таком случае и нарушений будет меньше, и денежные средства станут расходоваться более эффективно. И не надо бояться, что вложенные средства окупятся не скоро. Да, окупаемость в нашей отрасли занимает длительный период, но если вложить деньги сегодня, то можно быть уверенным в том, что через несколько лет они возвратятся сторицей, поскольку жизнь заставит нас активней развивать угольный сектор, который, бесспорно, является фундаментом будущего благополучия Украины.

- Борис Абрамович, до сих пор мы в основном говорили о проблемах государственной поддержки развития угольной отрасли, но ведь в процессе развития ее должны участвовать и другие источники финансирования?

- В мировой практике принято, что государство оказывает поддержку любой нуждающейся в этом отрасли, в том числе и угольной, примерно на 20-30%. Все остальное – это инвестиции и собственные средства предприятий. У нас, к сожалению, с инвестициями дело обстоит туго, а собственных средств, которые можно было бы израсходовать на развитие, у государственных предприятий вообще нет.

- В связи с этим актуальной становится проблема приватизации…

- Минуглепром правильно делает ставку на приватизацию, однако проводить ее надо не так, как реструктуризацию. Неприемлемо то, что сейчас предусматривается законодательством. Предлагается распродать угольные предприятия по частям, попросту раздербанить. А в таком случае кто-то приобретет отдельные лакомые куски, и на этом дело закончится. Приватизировать необходимо целостные комплексы – объединения, в которые входят несколько более или менее приемлемых для продажи шахт, обогатительные фабрики и другие службы. Мы уже имеем положительный пример приватизации «Краснодонугля». Это достаточно мощное предприятие не развалилось, а сохранило свою структуру, по-прежнему является градообразующим и решает социальные проблемы населения. То же самое происходит в «Павлоградугле», на шахте «Красноармейская-Западная № 1». По такому пути и дальше нужно идти, при этом непременно учитывая интересы шахтеров. В противном случае закон о престижности шахтерского труда окажется пустым звуком. Если поставить перед собой цель просто продать, то ничего хорошего из этого не выйдет. В ходе непродуманной реструктуризации появилась весьма серьезная проблема – шахтенки, которые в народе прозвали «копанками». Здесь понятия не имеют ни о технической оснащенности, ни о соблюдении правил техники безопасности, люди травмируются и гибнут, добыча мизерная. Нельзя допустить, чтобы в ходе приватизации пополнилось число теперь уже печально известных «копанок».

- Еще не так давно считалось, что обеспечение функционирования цепочки «уголь – кокс - металл» позволит успешно работать как шахтерам, так и металлургам, а как складывается положение дел на сегодняшний день?

- В обычных условиях эта формула вполне дееспособна, и отказываться от того, что уже наработано, не стоит. Но кризис выявил множество организационных недостатков в отечественной экономике. В приватизированных секторах угольной промышленности спад производства в этом году дошел до 11%. Именно потому, что угольные предприятия здесь достаточно строго ориентированы на производство металла, который оказывается невостребованным как на внешних, так и на внутреннем рынках. Статистика констатирует, что спад производства в целом по Украине с начала нынешнего года составил 31%, а в Донецком регионе более 34%.

- Борис Абрамович, что бы вы пожелали нашим читателям в честь Дня шахтера?

- Благополучия. Это, пожалуй, самое главное сегодня. Но достигаться оно должно не подачками извне. Стране нужны надежные инвестиции, которых, к сожалению, нет. Финляндия с пяти миллионным населением получает инвестиций в несколько раз больше, чем Украина. И благополучие должно быть не полученным с барского плеча, а честно заработанным. Разве это правильно, что деньги на заработную плату шахтеры получают из Стабилизационного фонда? Наверное, разумней было бы создать условия для того, чтобы горняки сами зарабатывали. И не годятся при этом среднеарифметические показатели. Любой труд необходимо оплачивать в зависимости от его сложности, условий, в которых человек работает. Шахтеров это касается особенно. Для обеспечения высокопроизводительной работы горняков необходимо научное сопровождение. Об этом у нас в последнее время вовсе не желают думать. Мы готовим молодых специалистов, которые порой даже кандидатские диссертации защищают, а потом уходят в другие секторы экономики – туда, где платят больше. В основном в торговлю. Или в банковскую систему. Грустно смотреть на все это. Ведь речь даже не идет о том, чтобы восстановить былую славу шахтеров. На повестке дня - обеспечение энергетической безопасности страны. А эту проблему решить без развития угольной промышленности мы никак не сможем.